а находил их.
|
Глава IIНа первый взгляд в нем не было ничего особенно привлекательного, однако его необычайная выразительность заставляла обратить на него внимание. Практически невозможно было определить его социальный статус, но можно было почувствовать в нем какое-то внутреннее горение и своего рода магнетизм...» Это отрывок из первой книги ее мемуаров, «Пикассо и его друзья». Но можно добавить еще один кусок текста из ее второй книги «Интимные воспоминания», поскольку эти книги можно рассматривать как одну работу. Как бы то ни было, я не сразу ответила на его попытки завязать беседу. По вечерам, когда я возвращаюсь (с работы), я, как правило, сажусь перед своей дверью с книгой. Там я сижу дотемна. Когда приходят друзья, мы выносим из студии стулья и садимся в кружок. А этот испанский живописец, стоя у главного входа, собирает вокруг себя группу испанских же художников, которые ужасно громко разговаривают. Шум меня слегка раздражает, но при всем при том придает новую окраску этому и без того колоритному месту». В жаркий августовский вечер, попав под сильнейший ливень, Фернанда наткнулась у своих дверей на этого «весьма любопытного человека». «Он держал в руках маленького котенка и, смеясь, протянул котенка мне и встал между мною и моей дверью. Я тоже стала смеяться, а он пригласил меня посмотреть его студию». Ее поразило то, что она там увидела. Без сомнения, перед ней был необыкновенно талантливый художник. Тем не менее позже Фернанда опишет момент обольщения в типично французской манере: «Через несколько дней я поняла, что снова влипла по собственной глупости. И виноват в этом был дождь». Должно быть, Фернанда была несколько заинтригована, но испытывала и своего рода отвращение. В студии жили две собаки и белая мышь, воздух был пропитан запахами животных. В углах скопилась грязь и науки. Пол был испещрен пятнами от погашенных о него сигарет, повсюду валялись окурки. Ванная, матрас на ножках, ржавая чугунная печка, тростниковый стул и деревянный чурбак, заменявший второй стул, превратились в склады не до конца выдавленных тюбиков краски. В углах громоздились большие незаконченные холсты. Занавесок не было. В летнюю жару студия превращалась в пекло.
Новый любовник Фернанды обезумел от нее. Ничто не могло быть лучшим свидетельством так бурно начавшегося романа, чем рисунок, который Пикассо сделал в тот августовский день, где он как бы смотрит на них сквозь окно без занавесок и видит, как они плывут по замершему в тишине морю. Фернанда отнеслась к ситуации более трезво. Лоран — это скульптор, с которым она жила несколько последних лет. Она, бывало, собиралась уйти от него, но пока все оставалось по-прежнему. Он больше не встречается с друзьями, не работает и не развлекается. Он не выходит из студии только потому, что хочет постоянно видеть меня. Он просит меня поселиться у него. Это очень трогательно. Приятно быть так сильно любимой. При этом он полностью удовлетворяет меня физически. Он нежный и деликатный, но неухоженный, что меня раздражает. Меня не смущает беспорядок, но я прихожу в ужас от людей, которые не следят за собой. Я не отваживаюсь намекнуть ему об этом, слишком это деликатная тема, но, наверно, придется. Я решила больше не оставаться на ночь у Лорана... останусь у Пабло. Однако от всего этого одни неприятности. Лоран стал ужасно ревнивым, хотя раньше никогда не ревновал. Несмотря на мои отказы, он упрямо старается заставить меня остаться с ним. И все-таки после обеда я ушла и бегом отправилась к Пабло; он ждал меня у открытой двери. За все десять дней, что я играю в эту игру, ни разу не было ни одного скандала, даже удивительно. Однако я не хочу никаких трудностей. Лоран, несмотря на свою лень, может быть ужасной скотиной. Кроме того, ссора с Пабло до добра не поведет: Пабло тут же возьмется за револьвер. Я не трушу, но в ужасе от возможного скандала. К тому же я еще не решила, переезжать ли мне к Пабло. Он ревнив, у него совершенно нет денег, и он не хочет, чтобы я работала. Ну что ж, тогда все это глупость. И я вовсе не желаю жить в его убогой студии. Вот так, я его не люблю. Я снова сделала ошибку. До чего же у меня идиотский характер. Не хочу больше ложиться с ним в постель, и его бесконечное обожание, которое было так трогательно вначале, теперь кажется таким однообразным. Мне скучно. Мне скучно в любом случае, если я не одна. Не скучно только с книжкой. Но любовники мне наскучили, они меня раздражают. Когда же я наконец по-настоящему полюблю?»
Можно понять беспокойство Фернанды. Она была внебрачным ребенком и начала жизнь под именем Амели Ланг. Ее вырастила сводная сестра матери, которая и выдала ее замуж в возрасте восемнадцати лет за скотину по имени Першерон. Кажется, позже Фернанда взяла фамилию Лорана — Дебьен, которую вскоре поменяла на де ла Бом. Похоже, что у нее была склонность к постоянной смене ролей в жизни, что не так часто встречается. Но это желание было вполне искренним; девушке, носившей все эти имена, нелегко было выжить. Прежде чем мы внимательнее всмотримся в ее жизнь, стоит описать Бато-Лавуар, уникальное место, где встретились Пабло и Фернанда. Это своеобразное архитектурное сооружение было ветхим, запущенным, но странным образом величественным. Дом, в котором у Пикассо была студия — а Фернанда жила в квартире Лорана, — был одноэтажным со стороны улицы Равиньян, но на улицу, проходящую сзади дома, выходил уже четырьмя этажами. Бато-Лавуар прилепился на склоне крутого обрыва. Внутри его лестницы шатались, полы шли под уклон, комнаты были с косыми стенами. Сквозь окна с разбитыми лепными карнизами открывался вид на крыши соседних домов, бесконечные лестницы, люки, чуланы и покосившиеся полы террас. Макс Жакоб окрестил этот дом плавучей прачечной, какие были на Сене. Но единственная струйка воды в этом доме вытекала из крана на первом этаже, а об остальном пишет Фернанда: Узкий коридор освещался через стеклянный потолок, но освещение было скудным, поскольку на стекле лежала вековая пыль. ...В этом странном, грязном доме с утра до вечера не смолкали всевозможные шумы — разговоры, песни, восклицания, плач, крики, шум от выплеснутой на пол из ведра воды, стуки в стены, хлопанье дверей и непонятные вздохи, проникающие через закрытые двери в студию. Мы слышали все без исключения: и смех, и слезы». Бато-Лавуар должен был напоминать своим жильцам загадочные чердаки и подвалы их детства, его запахи оживляли в художниках давнишние воспоминания. Грязь и беспорядок были такими же, как там, где играют дети. В том случае, если в детстве закладывается значительная часть творческой энергии, то путешествие психики в ранние годы жизни (как и пьянство) стимулирует вдохновение. И в самом деле, тридцать комнат и студий Бато-Лавуар населяли живописцы, поэты, анархисты и студенты. В разное время там жили Ван-Донген, Макс Жакоб, Модильяни, Андре Сальмон и Пьер Мак-Орлан. Даже Рикард Канальс, несмотря на свою известность в Барселоне, останавливался там со своей женой Бенедеттой.
Поскольку художники постоянно меняли мастерские, то Пикассо вскоре обзавелся оставляемой ими мебелью — подобием кровати, разбитым стулом, столом и еще какими-то мелочами, что стоило ему всего восемь франков. Прибыв в мае 1904 года, Пикассо оказался среди близких ему людей. Он часто виделся с Максом Жакобом и Рамоном Пичотом, испанским художником, ныне женатым на той самой Жермен Гаргалло, на которой мечтал жениться Касагемас. В сущности, в те дни он дружил почти только с испанцами, ведь он все еще испытывал трудности с французским языком, и не только Фернанда заметила его застенчивость. Однако наметились изменения. Ледяное объятие его депрессии таяло. На палитре стали появляться теплые тона. Фернанда слишком быстро оборвала едва начавшуюся любовную связь, и Пикассо находил все новых любовниц среди натурщиц. Всю зиму 1904—1905 годов с ним была одна из них, хотя он продолжал ухаживать за Фернандой и не прекращал уговаривать ее жить с ним. Эту натурщицу звали Мадлен. Она была похожа на сильфиду, на птичку, линия ее лба плавно, минуя впадину переносицы, переходила в линию носа. Довольно скоро Мадлен забеременела. При безоговорочном согласии Пикассо она сделала аборт. Это послужило поводом к созданию рисунка «Мадлен в печали». Испанцы, как никто другой, посмеиваются над сентиментальностью. Хотя, конечно, рисунок был хорош, в нем художник выразил свою любовь к Мадлен и их общее страдание, но какой прок от художника, который не может работать сразу над несколькими вещами?
Должно быть, на холсте «Женщина в рубашке» тоже изображена Мадлен. Как замечал Ричардсон: «Пикассо всегда тешила мысль о том, что изобретенное им очарование изможденности в его девушках голубого периода стало эталоном моды в следующее десятилетие». Была еще и Алиса, молодая женщина, жившая с математиком по имени Прэнсэ. Через пару лет она выйдет за него замуж, быстро с ним разведется и снова выйдет замуж, за Андре Дерена. Но прежде всего этого у нее будет кратковременная связь с Пикассо, который возбудил ее чувственность, показав ей однажды порнографическую книжку Ретифа де ла Бретона «Анти-Жюстина». Лицо Алисы выражает сильное, но сдерживаемое волнение, и, как считает один из биографов Пикассо, оно возникло в момент, когда Пикассо решил сделать ее портрет. Быть может, он поставил восклицательный знак у ее имени, чтобы увековечить это ее состояние? «Анти-Жюстину» дал Пикассо новый приятель, с которым он познакомился в октябре. В продолжение всей долгой зимы 1904— 1905 годов, когда Пикассо, стараясь отвлечься от неудачи с Фернандой, кидался от женщины к женщине, его отношения с новым другом Аполлинером, уникальным и скоро ставшим легендарным Гийомом Аполлинером, становились все глубже и глубже. В мае 1905 года Аполлинер, описывающий голубой период, скажет:
И потом добавит:
Казалось, будто все годы Пикассо ждал именно этого блестящего ценителя его таланта, чей поэтический голос подтвердит то, что он сам знал уже давно — что он великий художник. Теперь промежутки времени, когда он снова не верит в себя, становятся короче. И в трудные мгновения жизни ему есть что прочесть о себе. Итак, двойная жизнь, начавшаяся зимой 1904—1905 годов, продлится весной и почти все лето. С одной стороны, постоянное интенсивное общение с новым другом Аполлинером, который принес с собой вечера поэзии и сильнейшее интеллектуальное воздействие на Пикассо. Аполлинер станет очень значительным персонажем в жизни художника, но мы еще обсудим влияние Аполлинера на Пикассо. Сейчас нас больше всего интересует Фернанда, а она, при всей своей значительности, пока еще прячется за кулисами. Несмотря на то что ее отношения с Лораном значительно ухудшились после коротенького романа с Пикассо, они продолжали жить вместе. Ниже приводится ее рассказ о том, как они со скульптором вернулись из поездки в деревню: Я с ними пообедала, и затем мы с Пабло вернулись к нему в студию. Он выглядел очень несчастным, когда я сказала ему, что мне нужна только лишь его дружба, он предпочел это, чем ничего». Решившись наконец совсем уйти от Лорана, она приняла предложение Канальсов жить и столоваться у них, при этом она расплачивалась с ними из тех денег, что зарабатывала, позируя художникам. А Пабло очень изменился. Он просит меня выйти за него замуж. Если бы они знали, что я уже замужем, вот был бы удар! По вечерам здесь весело, после обеда всегда пять или шесть друзей играют на гитарах и поют испанские песни, еда обычно состоит из огромного блюда спагетти. Бенедетта — итальянка, и спагетти — ее коронное блюдо, и сытное, и недорого обходится. Мужчины, все, как один, художники, разговаривают о своей работе. Мы с Бенедеттой растягиваемся на кушетке, готовые принимать их восхищение. Бенедетта очень красива». Затем Фернанда описывает молодого человека, который преследовал ее на улице. Когда он наконец заговорил с ней, он объяснил, что давно обратил на нее внимание в студии Канальса и был ужасно рад узнать, что она там и живет. Ведь он друг Рикарда Канальса. Вот повезло! Суньер с нами обедал. Что же касается Пабло, то он не пропускает ни одного дня и безотрывно смотрит на меня своими печальными глазами. Кажется, будто его взгляд проникает в глубь души, хоть ты этому и противишься».
Ничего не помогает, она продолжает свое сопротивление. У Пикассо были недостатки, которые она не могла игнорировать: «Бедняжка Пабло, он так несчастен, но я ничего не могу с этим поделать. Он пишет мне по-французски письма, полные, так сказать, безудержных фантазий. Но до чего у него варварский язык. Ужасные письма. Ее, как истинную француженку, все это приводит в ужас. Даже спустя несколько лет, в 1911 году, Пикассо пишет Фернанде: «Фчера, весь длиный день, я не полчал песьма от тебя и это утра я больше не жду но надеюсь что после этага полдня я буду более шастлив». Принимая во внимание его орфографию 1911 года, нет смысла долго рассуждать о 1905 годе. «Варварский язык» должен был останавливать Фернанду, если вспомнить, что ее воспитывала довольно ограниченная представительница среднего класса, ее тетка. Вероятно, самым лучшим образом о себе расскажет сама Фернанда, если мы приведем здесь достаточно большой отрывок из ее книги «Интимные воспоминания». Это уведет нас на некоторое время от нашего главного героя, но это же и придаст повествованию ощутимое присутствие Фернанды. Она предстанет перед нами во всем своем разнообразии — пикантной и банальной, тщеславной и ранимой, критикующей и великодушной, мудрой и безрассудной. Фернанда — личность неординарная, и историю своей жизни она написала так, что ее интересно читать. Конечно, нам придется познакомиться со множеством людей, которые не имеют никакого отношения к Пикассо, но если кому-то интересен только Пабло, то он может пропустить то, что ему неважно. Те же из нас, которые найдут в себе силы противостоять этому искушению, узнают нечто интересное о психологии юной красавицы, которую разлюбили. Возникает вопрос, а много ли найдется людей, хоть что-то знающих об этом? Так или иначе, для того чтобы убедиться в том, что Фернанда прекрасно пишет, чтобы почувствовать ее личность, надо прочесть большой отрывок из ее работы и прожить с теми людьми, которых она повстречала до знакомства с Пикассо.
|
|
© 2024 Пабло Пикассо. При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна. |