Первые реакции на кубизм

По мере того как стимулирующее влияние кубистического движения распространялось в среде живописцев, присущая ему стихийная жизненная сила и значимость его сокровенного смысла стали ощущаться и в среде поэтов. Влияние новой парадигмы¹ в искусстве помогало расчистить почву от романтической ностальгии fin de siécle (конца века), уже наполовину задохнувшейся в своем собственном пессимизме. Несмотря на то что кубизм был изобретением живописцев, а посему его трудно определить в литературных терминах, формальная сторона этого течения и многие из тех идей, которые в нем содержались, соблазнили некоторых поэтов на эксперименты с использованием аналогичных методов. Макс Жакоб и Аполлинер, очарованные визионерской самонадеянностью Пикассо, стали первыми поэтами, попытавшимися включить в свой литературный стиль влияние кубизма. Возможно, Макс Жакоб поддался этому влиянию из-за своей глубокой привязанности к Пикассо. Ограниченность присущего Максу визуального восприятия не допускала перемены стиля в его живописных задумках, однако в поэзии формальная сторона образности Жакоба далеко ушла от символизма, приблизившись к сложному и в то же время более неоднозначному стилю Малларме, но только очищенному от малейших следов сентиментальности. Когда он был моложе, то как-то написал одному из знакомых: «В поэзии интерес рождается из сомнения, колеблющегося между действительным и воображаемым... Сомнение и есть искусство». Сомнение оставалось, но его настрой, стимулируемый жизненной силой и энергией Пикассо, стал более позитивным. Хотя как литератору ему и недоставало понимания каких-то основополагающих вещей, Жакоб был заинтригован кубизмом и пришел в восторг, когда в 1910 году Канвайлер в качестве издателя попросил Пикассо, чтобы тот проиллюстрировал поэтический роман своего друга под названием «Святой Маторель»². Уже в 1905 году Пикассо сделал эскиз (гравюру, выполненную сухой иглой), для небольшой книги стихотворений Андре Сальмона, а «Святой Маторель» удостоился четырех гравюр. Объявление о выходе книги было написано самим Максом Жакобом. Из этого анонса можно сделать вывод, что Пикассо к тому времени успел заслужить достойную репутацию в самых широких кругах. «Имя Пикассо настолько известно, что нет нужды представлять его публике», — пишет Жакоб, но если он не имел здесь в виду космополитическую парижскую публику, подобные формулировки по тем временам представляли собой ничем не оправданную лесть в адрес друга.

Указанные гравюры были завершены в течение лета в Кадакесе. Кубистическая техника родом из живописи без каких-либо трудностей нашла свой эквивалент в гравюре: короткие мазки кистью аналитического кубизма были заменены короткими штрихами или точками, которые использовались для того, чтобы заштриховать некоторые плоскости и придать им рельефность по контрасту друг с другом.

Это был первый из пяти стихотворных сборников Макса Жакоба, изданных в течение последующих девяти лет с иллюстрациями Пикассо. Вторая из этих поэтических книг, «Le Siège de Jérusalem» («Осада Иерусалима»), вышедшая в свет три года спустя, также была издана Канвайлером. Ее иллюстрировали три гравюры, часть которых была выполнена сухой иглой. Эволюция кубистической живописи перекинулась и на область графики с присущими ей выразительными средствами: в гравюрах тоже появились буквенные надписи, раскраска поверхности под древесину и, сколь это ни парадоксально, кое-какие натуралистические детали, которые, опять же, не представляли для Пикассо ни малейшей трудности.

Впоследствии очарование кубистической идиомы подчинило себе и других поэтов, в частности, Пьера Реверди, который после войны стал близким другом Хуана Гриса. Но именно Аполлинер как первый апологет нового стиля был тем поэтом, на творчество которого Пикассо повлиял в наибольшей мере — благодаря их тесным дружеским связям. И хотя в «Саlіgrammes» («Калиграммах»)³ его эксперименты по возрождению старой претенциозной идеи о конструировании стихотворения в форме зримого образа представляют собой очевидное связующее звено между технологией поэзии и технологией нового стиля в живописи, гораздо более глубокие влияния кубизма можно отыскать в формальных приемах и структуре его стихов. Аполлинер был по сути своей визуальным поэтом, обладавшим способностью использовать кубистические методы для создания сложных, многократно налагающихся друг на друга образов, которыми проникнуто, к примеру, стихотворение «Lundi rue Christine» («В понедельник на улице Кристин»). Он из тех поэтов, что находят наслаждение в неопределенности мечтаний, а вовсе не в жестком и ограниченном видении действительности.

Аполлинер был не только превосходным поэтом, но и великим художником-мультипликатором. Пикассо называл своего друга папой римским кубизма, и среди его многочисленных карикатур есть одна, изображающая Аполлинера в виде папы римского, с тройной короной и кардинальским посохом, но при этом также с трубкой и наручными часами. Все, что было современным и могло рассматриваться как составная часть модернистского движения, что имело своей сверхзадачей освобождение человеческого духа, казалось Аполлинеру достойным его энтузиазма. Но это качество, из-за которого множество людей были ему благодарны, одновременно доставляло ему кучу неприятностей в общении с лицами иного сорта, находившими его слишком эклектичным и недостаточно разборчивым.

Примечания

1. Парадигма (от греческого «paradcigma» — пример, образец) — исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения, совокупность подходов, господствующих в течение определенного периода в научном или ином сообществе. Смена парадигм представляет собой концептуальную революцию. — Прим. перев.

2. Этот роман вышел в свет несколько ранее, в 1909 г. — Прим. перев.

3. Один из самых значимых сборников Г. Аполлинера, вышедший в 1918 г. (сами стихи, которым придана графическая форма, — как, скажем, в некоторых поздних экспериментах Андрея Вознесенского, — написаны в 1913-1916 гг.). — Прим. перев.